Романова Е.В - Проблема будущего переустройства Австро-Венгрии: британский взгляд в годы Первой мировой войны

В числе международно-политических проблем, порожденных Первой мировой войной, урегулирование в Центральной и Юго-Восточной Европе стало одной из самых сложных, а ее решение оказалось одним из наиболее уязвимых установлений Версальской системы. Важнейшим аспектом этого урегулирования стало переустройство на территории распавшейся в конце войны Австро-Венгрии, вопросы судьбы которой в течение всего конфликта привлекали внимание политической и интеллектуальной элиты стран Антанты.

Взгляды на будущность Габсбургской империи, являвшейся одним из столпов Венского порядка, отражали поиски новых средств поддержания баланса сил и идейных оснований новой системы международных отношений в условиях краха старой модели. Позиция по этому вопросу Великобритании, принадлежавшей к числу главных архитекторов Версальской системы, традиционно приверженной сохранению баланса сил в Европе и либеральным принципам во внешней политике, представляет особый интерес. Очевидно, что в рамках небольшого доклада невозможно рассмотреть все перипетии борьбы в британских правящих кругах, особенности и эволюцию позиций по вопросу о будущем Австро-Венгрии с учетом развития ситуации на фронтах, внутри страны, взаимодействия с союзниками. Внимание будет сосредоточено на анализе того, в чем видели британские политики и интеллектуалы основные проблемы мирного урегулирования, связанные с империей Габсбургов.  

Именно заинтересованность Лондона в поддержании баланса сил и либеральная идеология определяли  отношение Великобритании к империи Габсбургов в рамках Венской системы. Австрия рассматривалась как «европейская необходимость», важный элемент равновесия в Европе в целом  и в ее отдельных регионах. На протяжении значительной части XIX в. она являлась противовесом влиянию России на Балканах, Пруссии – в Германии, Франции – в Италии, обеспечивая, таким образом, претворение в жизнь принципа баланса сил. В то же время Габсбургская империя ассоциировалась с консерватизмом, реакцией, принципами легитимизма, т.е. с теми идеями, которые противоречили либерализму. В конфликте идеологии и прагматизма верх чаще брали рациональные расчеты, что, например, демонстрировала британская реакция на венгерское восстание 1849 г.

В 1860-е гг. началась эрозия функций Австрии в системе международных отношений. Объединение Италии и поражение в войне с Пруссией в 1866 г. привели к внутреннему кризису, повлекшему за собой преобразование Австрии в дуалистическую монархию, а также к концентрации ее внешнеполитической активности на Балканах в связи с утратой позиций в двух традиционных сферах влияния – на Апеннинском  полуострове и в Германии.  Подобные изменения, приведшие к росту конфликтности в австро-русских отношениях, первоначально вполне соответствовали интересам Лондона. Великобританию и империю Габсбургов сближало противодействие России в период Крымской войны, на Берлинском Конгрессе, в ходе Болгарского кризиса 1885 г. Антирусскую направленность имели Средиземноморские соглашения 1887 г. Однако в начале ХХ в. в связи с выдвижением на первый план в британской внешней политике антагонизма с Германией Австро-Венгрия утрачивала для Лондона прежнее значение противовеса России на Балканах. В новых условиях роста германской мощи англо-русские противоречия отходили на второй план,  появилась тенденция к их урегулированию, выразившаяся в оформлении Антанты 1907 г.  

Вместе с тем двусторонние отношения Великобритании и Австро-Венгрии по-прежнему характеризовались отсутствием серьезных противоречий. С началом Первой мировой войны британское восприятие Габсбургской империи как врага значительной частью правительственных кругов было  обусловлено в первую очередь ее союзом с Германией. В Германии видели главную угрозу, именно германские внешнеполитические цели расценивались как неприемлемые, главной задачей Антанты являлось сокрушение германской мощи, а в качестве основного противника выступал прусский милитаризм.

В то же время уже с начала конфликта британские лидеры провозглашали цели, которые не могли не затрагивать судьбу империи Габсбургов. Так, в речи 9 ноября 1914 г. премьер-министр  Г. Асквит в числе британских целей войны назвал  необходимость поставить «права малых народов» («the rights of small nationalities») на «неприступное основание».  Историки спорят о том, подразумевал ли британский премьер-министр малые страны или этнические группы, говоря о «малых народах», но очевидно, что провозглашенный лозунг открывал возможности для широкой интерпретации, что было впоследствии использовано пропагандой Антанты[1]. Меморандум Форин оффис «Предлагаемые основы для территориального урегулирования в Европе» от 7 августа 1916 г. декларировал, что необходимым условием длительного мира является его соответствие «национальным устремлениям», а «принцип национальностей должен быть одним из руководящих факторов при рассмотрении вопроса территориального устройства после войны»[2]. Утверждение принципа национальностей как идейной основы будущего мира не могло не подрывать целостности «лоскутной империи Габсбургов». В ответе на американский запрос об условиях мира, опубликованном 10 января 1917 г., страны Антанты провозглашали необходимость «освобождения итальянцев, славян, румын, чехословаков от иностранного владычества»[3]. Более осторожная формулировка условий будущего мира прозвучала в известном заявлении Д. Ллойд Джорджа о целях войны 5 января 1918 г. Занявший пост премьер-министра в декабре 1916 г. Ллойд Джордж выдвигал требование самоуправления для народов Австро-Венгрии, отрицая в то же время направленность британской политики на дезинтеграцию двуединой монархии[4].

Подобные заявления отражали определенные колебания правящих кругов Великобритании в вопросе о будущем Австро-Венгрии. Провозглашая тезисы о «правах малых народов», «принципе национальностей», «самоуправлении», «освобождении» и вместе с тем избегая конкретизации этих понятий, британские государственные деятели оставляли себе пространство для дипломатического маневра. Обоснованным выглядит вывод британского историка К. Кальдера о том, что их позицию отличало отсутствие четко выработанной стратегии[5]. Как представляется, это было обусловлено, во-первых, тем, что вопрос отношения к Австро-Венгрии рассматривался как производный от решения главного вопроса об исходе войны с Германией. Во-вторых, Лондон обладал ограниченным набором средств для осуществления своего влияния в регионе и вынужден был считаться с интересами других государств. Многие шаги Великобритании, затрагивавшие Австро-Венгрию, были продиктованы потребностями ведения войны. Будущее Габсбургской империи представало полем для компромиссов и компенсаций потенциальным союзникам, что нашло отражение в ряде тайных договоров Антанты. В качестве союзников рассматривались не только государства, но и отдельные народы, населявшие Габсбургскую империю. Показательны, с этой точки зрения, решение не интернировать в ходе войны всех подданных Австро-Венгрии, находившихся на территории Великобритании, а также деятельность в Лондоне эмигрантских организаций, представлявших интересы угнетенных народов империи[6]. Вместе с тем вплоть до лета 1918 г. все это не исключало зондажа возможностей достижения сепаратного мира с Австро-Венгрией[7].

Отсутствие четкой стратегической линии Кабинета и Министерства иностранных дел в отношении будущего Австро-Венгрии не означало недостатка внимания к этой проблеме. Она поднималась в печати и в правительстве как при обсуждении вопросов тактики ведения войны, привлечения союзников, так и при рассмотрении проблем послевоенного урегулирования.

Конъюнктурный подход к оценке политики в отношении Австро-Венгрии, ориентированный прежде всего на решение задачи достижения успеха в войне с Германией, прослеживался на страницах ряда влиятельных периодических изданий. С самого начала войны в периодической печати присутствовала мысль о распаде Австро-Венгрии или, по крайней мере, о территориальных потерях монархии в результате войны.  Так публицисты, в согласии с дипломатией, пытались привлечь к Антанте Италию и Румынию перспективой приращений за счет монархии Габсбургов, а также склонить на свою сторону Болгарию, предложив ей входившие в состав Сербии территории в Македонии, в свою очередь, компенсировав Сербию землями Габсбургской империи[8].

Вариант достижения сепаратного мира с Австро-Венгрией также нашел отражение в ряде работ. Так, в январском номере «Найтинс Сенчури» 1915 г. Э. Баркер  замечал, что если империя Габсбургов пойдет на быстрое заключение мира, она поплатится лишь Боснией, Герцеговиной и частью Галиции[9]. На страницах журналов поднималась тема компенсаций Австрии за воспринимавшуюся многими как весьма вероятную потерю ею «славянских и латинских подданных» в случае победы Антанты. В качестве такой компенсации рассматривалась Силезия и южногерманские земли[10].

С середины 1916 г. вопрос о будущем Австро-Венгрии все чаще стал обсуждаться в контексте более общей проблемы политических целей войны. В ряде журнальных статей звучал тезис о решающем  значении ситуации на Востоке Европы для успеха урегулирования и обеспечения прочного мира. Подобный взгляд в значительной степени являлся реакцией на германские планы создания Срединной Европы и отражал опасения части британских политиков и интеллектуалов возможности реализации подобных проектов и после завершении войны. Австро-Венгрия представала как ключевой элемент Срединной Европы, обеспечивавший, кроме того, условия продвижения Германии на Восток. Соответственно, вопрос о будущем двуединой монархии решался в зависимости от оценки перспектив ее выведения из орбиты германского влияния. Неверие в подобные перспективы вело к тому, что между сохранением Австро-Венгрии и германским доминированием в Центральной и Юго-Восточной Европе ставился знак равенства. Габсбургская империя характеризовалась как вассал Германии, послушно проводивший политику своего сюзерена. Из этого следовало, что определявшаяся как ключевая задача создания негерманской Центральной Европы могла быть решена только в результате распада Австро-Венгрии. Государства, образовавшиеся на ее развалинах или усилившиеся за ее счет, – Чехословакия, Польша, Югославия, Румыния, Италия – были призваны образовать барьер против германского владычества в Центральной и Юго-Восточной Европе и ее экспансии на Восток[11].

Необходимость разрушения Габсбургской империи обосновывалась также идеологическими мотивами, причем последние нередко выходили на первый план в публицистике и пропаганде. Война изначально рассматривалась значительной частью британского общественного мнения, и прежде всего либералами, как столкновение не только государств, народов, но и ценностных систем. Представление о войне как о борьбе за торжество либеральных принципов нашло отражение в ее характеристике историком Дж. Тревельяном как «войны за свободу в Юго-Восточной Европе»[12]. Распад Австро-Венгрии рассматривался как необходимое условие для построения мира на новых основаниях – либеральных, демократических, на основе принципа национальностей и соблюдения прав малых народов. В исследовательской литературе подробно освещена деятельность наиболее активных приверженцев этих принципов применительно к Габсбургской империи – Г.У. Стида и Р.У. Сетон-Уотсона[13].

Однако традиционные для британской внешней политики принципы баланса сил и либеральная идеология могли трактоваться достаточно гибко. И правительство, и публицисты, придерживавшиеся нередко разных политических взглядов, осознавали сложности, связанные с реализацией принципа национальностей и поддержкой малых государств. Комплекс политических, экономических, демографических, географических, стратегических факторов ограничивал возможности его последовательного проведения в жизнь. Так, цитированный выше меморандум Форин оффис от 7 августа 1916 г., рассматривая принцип национальностей как одну из основ территориального урегулирования после войны, фактически постулировал его избирательное применение. В качестве равноправного с ним фактора при проведении послевоенных границ должна была учитываться экономическая целесообразность. Отсутствие условий для экономического развития вновь создаваемых государств, в оценке авторов документа, было способно подорвать прочность урегулирования. Для сотрудников Форин оффис очевидной являлась невозможность последовательной реализации принципа национальностей  в связи с обещаниями, данными союзникам, а также их претензиями, не закрепленными в каких-либо соглашениях. Наконец, не следовало слишком акцентировать этот принцип, чтобы он не позволил усилить государство, способное стать угрозой европейскому миру в будущем. В конечном счете, несмотря на провозглашение принципа национальностей, меморандум признавал приоритет учета конкретных обстоятельств и интересов при выработке основ послевоенного урегулирования[14].

Проблемам экономической состоятельности малых государств, которые могли образоваться в результате краха Австро-Венгрии, а также их способности обеспечить собственную безопасность уделяли внимание многие публицисты. Наиболее четко их сформулировал известный журналист, хорошо знавший балканские реалии Г. Брейлсфорд.  Он являлся членом Независимой рабочей партии, а также Союза демократического контроля  – возникшей в 1914 г. группы давления, ставившей своей целью борьбу за более ответственную и подконтрольную общественности внешнюю политику. Один из главных аргументов против распада Австро-Венгрии стоявших на антивоенных позициях членов этой организации состоял в том, что стремление к достижению подобной цели продлит войну на неопределенный срок. Однако,  помимо этого, Брейлсфорд ставил под сомнение стабильность урегулирования, построенного на обломках Габсбургской империи. Во-первых, утопичной представлялась возможность реализации принципа национальностей. «Раздел территории Австрии (the dismemberment of Austria), – отмечал журналист в одной из своих статей, – если союзники достигнут этого, не будет разработан независимыми экспертами согласно принципу национальности; он будет следствием военных сделок и [при его осуществлении] будут преобладать стратегические расчеты». В результате в Европе будет создано несколько постоянных зон напряженности – новых «Ольстеров». Так, в состав Богемии в силу стратегической необходимости неизбежно войдет «большой «Ольстер»», состоящий из немцев, Италия получит не только итальянские, но и славянские земли. Во-вторых, введение тарифов, отсутствие у части вновь созданных стран выхода к морю, их зависимость от железнодорожных систем потенциальных противников  пагубно скажется на экономике и взаимоотношениях государств региона. В-третьих, слабые государства для обеспечения своего выживания должны будут подчинить свою политику Антанте и, таким образом, окажутся независимыми лишь номинально. Наконец, из-за своей слабости они не станут эффективным барьером против возможного германского продвижения на Восток[15].  Скептически к перспективе распада Австро-Венгрии относился журнал «Экономист». В номере от 20 февраля 1916 г., признавая одним из положений либеральной программы защиту прав самоуправления для народов Европы, издание утверждало при решении вопросов урегулирования в Европе приоритет еще более давней традиции – баланса сил, действующей против абсурдности сокрушения больших государств[16].

На сложную дилемму при выработке подходов к послевоенному урегулированию в ЦЮВЕ указывал историк Дж. Мариотт. С одной стороны, поскольку реалии войны не позволяли надеяться на торжество международного права в ближайшей перспективе, увеличение количества государств в результате реализации принципа национальностей потенциально вело к росту конфликтности. С другой – игнорирование национального движения, являвшегося реальной силой, порождало бы постоянную нестабильность. Вариант разрешения этого противоречия Мариотт, как и ряд его современников, видел на пути создания федеративных образований[17]. Однако далеко не очевидной являлась готовность местных игроков к подобному варианту решения собственной судьбы.

 

Либеральная идеология и условия ведения войны повлияли на  выдвижение концепции «прав малых народов» и  «принципа национальностей» как ценностей, которые отстаивала в ее ходе Великобритания в противовес блоку Центральных держав. Очевидно, что подобные лозунги служили моральным оправданием британского вступления в войну в 1914 г. и в то же время отвечали реальным интересам ослабления германских союзников – Австро-Венгрии и Турции. Кроме того, интересы поддержания баланса сил в Европе в условиях широко распространенных опасений возрождения германской мощи и перспектив создания Срединной Европы под эгидой Германии, даже в случае ее поражения в войне, заставляли часть политической и интеллектуальной элиты благожелательно рассматривать сценарий разрушения двуединой монархии. Однако и в правительственных документах, и в публицистике в годы войны была обозначена проблема, связанная с перспективой распада Австро-Венгрии: будучи либеральным по своей природе, принцип национальностей в случае попыток его реализации в условиях господства силовой политики ставил под сомнение возможность воплощения в жизнь других либеральных идей – благосостояния, экономического процветания, мира. Скептически оценивалась способность малых стран, образовавшихся на развалинах Габсбургской империи, стать эффективными элементами баланса сил. Представители британской политической и интеллектуальной элиты осознавали шаткость предложенных оснований для построения новой системы отношений в ЦЮВЕ. Однако ни в ходе войны, ни после ее окончания они оказались не готовы к ответу на вопрос о том, каким образом гарантировать стабильность и безопасность мирного урегулирования в регионе.

 

Ekaterina Romanova

The problem of the future reorganization of Austria-Hungary: British view during World War I

The principle of nationality, balance of power considerations as well as the aim to achieve victory determined British attitude to Austria-Hungary during World War I and British views on its future after the war. The prospects of the dissolution of the Dual monarchy were widely discussed and looked at benevolently by part of British intellectual and political elite. However, both intellectuals and politicians recognized that the breakdown of the Habsburg Empire, which had for centuries been a pillar of the European states system, could entail serious problems. They envisaged the difficulty of the application of the principle of nationality and put into question the ability of small states to provide for their security and prosperity. Although it was recognized that the principle of nationality provides a shaky foundation for a new European order, neither during the war, nor after it was Britain ready to offer a solution which could ensure the stability of a peace settlement.