КОНТАКТЫ:
+7(812)946-57-56
info@historical.pro
Воспоминания начальника штаба 27-1 пехотной дивизии

Страхова.Н.В - «Особая» дружба с Норвегией: влияние версальской системы на советско-норвежские отношения.

В 1918 – 1920-ее гг. советским правительством вырабатывался принципиально новый внешнеполитический курс, важным аспектом его стали контакты с так называемыми малыми государствами Европы. На Севере Европы болевой точкой советской дипломатии являлись отношения с Норвегией. В рамках данного исследования нами были изучены такие вопросы советско-норвежских связей как признание советского государства и статус Шпицбергена, доминировавшие в 1918 – 1924 гг. Обширная источниковая база позволяет говорить об основных аспектах советско-норвежских дипломатических контактов выделенного периода. Среди комплекса источников можно назвать опубликованный 1997 г. сборник документов «Советско-норвежские отношения. 1917 – 1955.»[1]. Здесь подобраны ноты обоих правительств, отражающие весь процесс формирования отношений двух стран. Также, в сборнике помещена переписка норвежских лидеров с советскими дипломатическими представителями и советских дипломатов. Особое место занимают материалы, хранящиеся в Российском Государственном Архиве Социально-Политической Истории.  Следует отметить фонд 5 (Секретариат председателя СНК и СТО В.И. Ленина), где отложилась делопроизводственная документация, освещающая становление дипломатических связей (переписка с Г.В. Чичериным) и торговых контактов (переписка о закупке сельди и торговых и китобойных концессиях)[2].  Личные  фонды Г.В. Чичерина[3] и М.М. Литвинова[4] дают информацию о формировании курса в отношении Норвегии (переписка с советскими представителями в Норвегии), позициях дипкорпуса по вопросам Шпицбергена (переписка Г.В. Чичерина, М.М. Литвинова, А.М. Коллонтай). В личном фонде А.М. Коллонтай (Ф. 134)[5] хранятся дневниковые записи Александры Михайловны, комплексно характеризующие советский внешнеполитический курс на Севере Европы, ее переписка с Москвой, интервью норвежским газетам, газетные статьи о советском государстве.

Советско-норвежские отношения, становление которых пришлось на начало 1920-х гг., во многом зависели от версальских решений. Молодое советское правительство, борющееся за место своей страны на международной арене, в 1918 – 1924 гг. столкнулось с целым рядом серьезных проблем, среди которых оказался вопрос о статусе Шпицбергена. Государства, в тот период разрабатывавшие основные соглашения Версальско – Вашингтонской системы, обходились без участия России, в том числе и в вопросах, требовавших ее присутствия, как это и было с архипелагом.

Архипелаг Шпицберген – это несколько относительно больших островов (Западный Шпицберген, Северо-Восточная Земля, Эдж, Баренц, Земля принца Карла, Белый) и множество малых, расположенных в Северном Ледовитом океане (всего - свыше тысячи островов и скал). С точки зрения международного права понятие «Шпицберген» шире: оно включает в себя еще и остров Медвежий, находящийся в 195 километров южнее названных островов архипелага[6]. На Шпицбергене русские поморы в Х-ХI веках охотились на оленей, собирали гагачий пух, птичьи яйца, промышляли моржей, белух, тюленей, белых медведей, песцов. Западноевропейские промышленники (из Англии, Голландии, Дании, Швеции, Испании и др.) с XVII в. конфликтовали между собой из-за китобойного промысла в прилегающих к Шпицбергену водах. Впоследствии, когда запасы китов были подорваны, цену вопроса о правовом статусе Шпицбергена задали угольные разработки и рыбный промысел. 17 марта 1871 г. Шведско-Норвежское правительство направило дипломатическую ноту России, аналогичные ноты – некоторым западноевропейским государствам (Великобритании, Франции, Германии, Дании, Нидерландам). В этих нотах было выражено официальное намерение Шведско-Норвежского правительства и монарха «вступить во владение» архипелагом Шпицберген. Соглашением между Россией и Швецией - Норвегией 1872 года установлен первый договорно-правового режима Шпицбергена. Его основные составляющие Р.В. Деканозов охарактеризовал кратко так: «Шпицберген рассматривался как территория, которая не могла быть объектом исключительного владения какого-либо государства; признавалось равенство прав подданных и компаний всех государств в эксплуатации естественных ресурсов островов, в производстве там научных изысканий, устройстве на них поселений или предприятий, причем деятельность подданных и компаний должна была носить миролюбивый характер; заинтересованные государства были обязаны на началах взаимности уважать права подданных и компаний других государств и оказывать им покровительство (или гарантировать их безопасность) в соответствии с международным правом»[7]. Оно лишь обозначало обоюдную волю на тот период России и Швеции - Норвегии относительно того, что любое государство не может распространить свой суверенитет на архипелаг как на «ничейную территорию». Хотя термин «terra nullius» и нашел отражение в Соглашении 1872 г., фактически, как уже отмечено, «вплоть до принятия Договора о Шпицбергене 1920 г. указанная территория находилась в общем пользовании государств»[8].

На тот момент статус Шпицбергена, определенный русско-шведскими нотами 1871 – 1872 гг., сводился к понятию «terra nullius», что вываливалось практически в общее пользование государств. На Парижской конференции в 1920 г. был установлен суверенитет Норвегии над Шпицбергеном, Россия в рассмотрении данного вопроса не участвовала, оценив односторонние действия как «провокацию со стороны Антанты»[9]. Официально советское руководство признавала лишь экономический интерес к архипелагу[10]. Парижская конвенция, ограничившая использование советскими гражданами шахт на Шпицбергене[11], больно ударила по России. Возникла проблема имущества советских граждан, находящихся на территории архипелага. Русские угольные предприятия и заявки становились лакомым куском[12]. За русскими гражданами и предприятиями Горным уставом не признавались права на угольные разработки. Постоянно обсуждались права советской стороны на прииски, горные разработки, а также оставленное имущество. Кроме того, под вопросом оказывались рыбные и зверобойные промыслы. Советское правительство стремилось получить земельные участки на Шпицбергене, ранее принадлежавшие российским гражданам. Это имущество, а также акции фирм (например, «Англо-Российский Грумант») использовали в политической игре вокруг суверенитета Свальбарда. А.М. Коллонтай предлагала рассматривать «землю, рудники и т.д., принадлежащее русским гражданам на «terra nullius», как русское судно, находящееся на свободных морях, как часть русской территории, подлежащей действию общегосударственных законов»[13]. Ситуация осложнялась отсутствием единства по вопросу о Шпицбергене в среде советских дипломатов. Крайние позиции представляли М.М. Литвинов и Г.В. Чичерин. Для Г.В. Чичерина принципиальным являлось подписание советской стороной Парижского трактата, тогда как М.М. Литвинов считал: можно обойтись без этого, главное – официальное признание Норвегией Советской России. Правда, оба дипломата не интересовались вопросами имущества советских граждан на островах, а для А.М. Коллонтай именно защита имущества граждан стала приоритетной.

Разыгрывая карту суверенитета Шпицбергена, советские лидеры пытались решить вопрос юридического признания Советского государства. Так, Г.В. Чичерин все споры по Шпицбергену сводил к появлению советской подписи под Парижским трактатом[14]. Якхельн (представитель Норвегии в Москве) с самого начала проговаривал:  Англия и Франция не позволят подписи появиться. Норвежская сторона, желая получить суверенитет над архипелагом, заявляла, что фактически является игрушкой в руках Антанты[15]. М.М. Литвинов признавал зависимость Норвегии, всячески подчеркивая это в дипломатической переписке.

В целом, признание со стороны советских властей нового международно-правового положения архипелага связывали с необходимостью юридического оформления взаимоотношений СССР и Норвегии. Сами же взаимоотношения с Норвегией оценивались как шаткие[16]. Для их стабилизации планировалось использовать торговлю и промыслы. Контакты с Норвегией называли «селедочной дипломатией»[17], так как закупки сельди стали способом давления на норвежцев. Финансовый кризис, крах целого ряда норвежских банков сделали советские закупки сельди еще более ценным оружием в борьбе за признание советского государства. М.М. Литвинов прямо говорил: «Надо использовать финансовые затруднения Норвегии и министерский кризис для продавливания договора»[18]. Выдача норвежцам концессий на убой тюленей в советской морской зоне использовалась для продавливания идеи русско-норвежской судоходной кампании[19] и вновь возвращала к вопросам признания. Временное возобновление торговых отношений  (1921 г.) между странами несколько разрядило ситуацию, но подготовка Торгового договора опять актуализировало проблему признания де-юре[20]. Сами норвежцы считали, что экономический кризис способствовал повороту в сторону России. Во время дебатов в Стортинге  в мае 1923г. не только коммунисты и либеральная крестьянская партия, но и консерваторы признавали важность вопроса о юридическом признании СССР[21]. Однако, анализируя состав делегации, выехавшей для переговоров в Москву, видно: норвежцы не собирались быстро принимать решение о признании. Из 7 членов делегации приехали только трое. Урби, которого планировали сделать послом в СССР, не появился на переговорах под предлогом каникул[22]. Правда, благодаря деятельности советского представительства в Норвегии к 1923 г. ситуация улучшилась: наладился торговый обмен (рожь на сельдь), норвежцы получили концессии, началось создание совместной судоходной кампании. Норвежская сторона оказалась готова юридически признать советское государство в обмен на суверенитет Шпицбергена[23]. В норвежской печати регулярно публиковались заявления короля о желательности нормальных отношений с СССР.

В январе 1924 г. началась подготовка меморандума о признании СССР. Норвежцы планировали первыми заявить о юридическом признании советского государства. 31 января 1924 г. Эсмарк получил записку от А.М. Коллонтай, где Норвегии обещалось: СССР примет суверенитет Норвегии над Шпицбергеном, норвежский вариант торгового договора, соглашение по концессиям и поморской торговле, если в течение следующих 48 часов меморандум будет подписан. Стортинг затянул с обсуждением меморандума, и 4 февраля Англия первой заявила о признании СССР. Норвегия потеряла все приоритеты. Даже Нота от 15 февраля о признании Норвегией СССР спровоцировала конфликт. М.М. Литвинов просил из текста ноты изъять слово «благоприятствование». Норвежцы встретили правку в штыки: во-первых, текст был одобрен Стортингом и королем, во – вторых, боялись невыполнения условий советской стороной[24]. Конфликт удалось урегулировать в течение суток.

Затрудняло решение о юридическом признании СССР и постоянное обращение Норвегии в Лигу Наций. Вступление последней в Лигу Наций вызвало денонсацию договора об интегритете 1907 г. В соответствии с уставом Лиги Наций подобные договоры, обеспечивающих неприкосновенность страны-члена данной организации государствами, не входящими в Лигу,  не признавались. Кроме того, Пакт Лиги Наций недвусмысленно декларировал в случае военной угрозы транзит войск через территории стран-участниц. Советские лидеры опасались переброски через норвежские земли английских войск, а также, появления английских военно-морских баз у берегов Норвегии. Учитывая ориентацию норвежского правительства на Англию и Францию, подобный сценарий развития событий становился реальным. Норвежское правительство заявило об отмене договора об интегритете в своих нотах правительствам советского государства, Англии, Германии и Франции. Советская сторона долго отказывалась признавать аннулирование договора, ссылаясь на свое неучастие в подписании Версальского мира[25]. М.М. Литвинов настаивал либо на сохранении норвежцами своих обязательств перед российской стороной, либо на компенсации (речь шла о праве на разработки на Шпицбергене). Эта позиция не встретила поддержки в среде служащих советского представительства в Норвегии. Я.З. Суриц, настаивая на аннулировании договора, прямо заявлял: «Норвегия гораздо больше боится норвежского соседства, чем нашего. Но если даже допустить на один момент, что такая вероятность имеется, то сможет ли договор ее предупредить? С договором или без договора в своем отношении к нам Норвегия будет руководствоваться не клочьями договора какого-то сомнительного свойства, а объемом экономических интересов с нами, и степенью зависимости от Антанты – с другой»[26]. Вопрос о договоре был урегулирован в ходе переговоров по признанию СССР де-юре. С момента своего вступления в Лигу Наций Норвегия стремилась превратить ее заседания в трибуну для обсуждения суверенитета Шпицбергена. Мовинкль неоднократно подчеркивал, что малые страны, зависимые в своей политике, должны ориентироваться на Лигу Наций, гаранта их независимости[27]. Советские лидеры подобное сотрудничество расценивали как попытку вмешательства во внутренние дела.

В целом, включение советского государства в Версальско-Вашингтонскую систему проходило болезненно. Страны-победительницы в войне игнорировали интересы России, которые ей приходилось отстаивать. Советско-норвежские контакты 1918 – 1924 гг. прекрасно иллюстрируют такое положение. Проблемы со статусом  Шпицбергена, торговым договором и признанием советского государства обозначили основные линии внешнеполитических отношений с Норвегией. Отсутствие единой выработанной позиции в наркомате иностранных дел, конфликты между Г.В. Чичериным и М.М. Литвиновым затягивали ведение переговоров. Постоянное и демонстративное обращение норвежского правительства к странам Антанты усугубляло проблему. Вмешательство Лиги Наций лишь усложняло и без того непростую ситуацию, при которой даже юридическое признание не обошлось без международного скандала. Экономическая заинтересованность обоих государств друг в друге помогла справиться, казалось, с непреодолимыми препятствиями. Несмотря на то, что Норвегия заявила о признании СССР в феврале 1924 г., Советский Союз принял норвежскую принадлежность Шпицбергена, советская дружба с Норвегией была «особой» и «странной».

 

 

 

 



[1] Советско-норвежские отношения. 1917 – 1955. М., 1997.


[2] Российский Государственный Архив Социально-Политической Истории. Ф. 5. Оп. 1.


[3] Там же. Ф. 159. Чичерин Г.В. Оп. 2.


[4] Там же. Ф. 359. Литвинов М.М. Оп. 1.


[5] РГАСПИ. Ф. 134.  Оп. 1; Оп. 2; Оп. 3.


[6]Вылегжанин А.Н., Зиланов В.К. Шпицберген: правовой режим прилегающих морских районов// Теория и практика морской деятельности. 2006. №. 10.


[7] Деканозов Р.В. Международно-правовое положение Шпицбергена : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Свердловск, 1966. С. 15.


[8] Вылегжанин А.Н., Зиланов В.К. Шпицберген: правовой режим прилегающих морских районов// Теория и практика морской деятельности. 2006. №. 10.


[9] РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 3. Д. 2. Л. 78.


[10] Там же. Л. 78, Л. 95.


[11] См.:Телеграмма народного комиссара иностранных дел РСФСР Г.В. Чичерина министру иностранных дел Норвегии Н.К. Илену с протестом против заключения Парижского договора о Шпицбергене// Советско-норвежские отношения. 1917 – 1955. М., 1997. С. 39.


[12] См.:Телеграмма заместителя народного комиссара иностранных дел РСФСР М.М. Литвинова торговому представителю РСФСР в Норвегии Я.З. Сурицу о суверенитете Норвегии над Шпицбергеном// Советско-норвежские отношения. 1917 – 1955. М., 1997. С. 83.


[13] Из письма заместителя торгового представителя СССР в Норвегии А.М. Коллонтай заместителю народного комиссара иностранных дел СССР М.М. Литвинову о подготовке советско-норвежского договора о Шпицбергене// Советско-норвежские отношения. 1917 – 1955. М., 1997. С. 89 - 90.


[14] РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 3. Д. 3. Л. 12.


[15] «Мы маленькая нация, все зависит не от Норвегии, нам дали, предложили сепаратное соглашение по Шпицбергену». – См.: Выступление Мовинкля перед норвежским стортингом 11 февраля 1923 г. // РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 3. Д. 3. Л. 90.


[16] РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 3. Д. 1. Л. 30.


[17] РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 319. Л. 3.


[18] РГАСПИ. Ф. 359. Оп. 1. Д. 4. Л. 148.


[19] РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 3. Д. 2. Л. 152.


[20] «Надо работать, чтобы установить нормальные дипломатические отношения с Норвегией. К торговому договору надо добавить признание де-юре». См.: РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 3. Д. 2. Л. 30.


[21] РГАСПИ. Ф. 359. Оп. 1. Д. 4. Л. 149.


[22] Там же. Л. 153.


[23] РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 3. Л. 20.


[24] Там же. Л. 84.


[25] Нота заместителя народного комиссара иностранных дел РСФСР М.М. Литвинова торговому представителю Норвегии в РСФСР Ю.Ф.В. Якхельну по поводу договора об интегритете 1907 г.// Советско-норвежские отношения. 1917 – 1955. М., 1997. С. 75 – 76.


[26] Из письма торгового представителя СССР в НорвегииЯ.З. Сурица заместителю народного комиссара иностранных дел СССР М.М. Литвинову о договоре 1907 г. и о Шпицбергене// Советско-норвежские отношения. 1917 – 1955. М., 1997. С. 85 – 86


[27] РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 3. Д. 3. Л. 87.

 

 

 

 

Strakhova Natalya

“Particular” friendship with Norway: influence of Versailles’ system on Soviet – Norwegian relationships 1918 – 1924.

 

This article is about opposition relationships between Soviet Union and Norway in 1918 – 1924. There are some problems which took place between these counties at that time. Characteristics of Soviet foreign policy to Norway is given in this article. Influence of the League of Nations on the contacts of two countries is exposed. The author describes the positions of the Soviet diplomats to the status of Spitsbergen, Paris treaty and property of the Soviet citizens. In conclusion there are some deductions that there was no obvious position of the Soviet government to Norway in 1918 – 1924.

 




Анонс книги "Женские батальоны" Журнал Великая Война Ставропольская дева